Монотонно постукивая колёсами, поезд всё дальше и дальше увозил меня от мест, где я всего несколько часов назад открыл сезон весенней охоты.

Я провёл бессонную ночь и прошёл около семнадцати километров по бездорожью, но спать мне не хотелось: уж слишком сильны были впечатления от только что виденного и пережитого! Хотелось с кем-то поговорить, поделиться своими мыслями.

Я повернулся на полке и взглянул на соседей. Внизу дремала женщина с девочкой на руках. Два ремесленника, примостившись на краю скамейки, «резались» в домино. Несколько женщин, обставленных кругом жестяными бидонами, с интересом слушали одну из своих товарок. На средней полке, напротив меня, отвернувшись к стене, лежал мужчина, видимо, спал... Увы, рассказать о своих чувствах было некому.

Чтобы отвлечься и рассеяться, я вытащил из чемодана «Рассказы охотника» Ивана Арамилева, начал читать и незаметно задремал.

- Косачи! - вдруг услышал я сквозь сон и, повернувшись, увидел, что мой сосед, лежавший на средней полке, уже не спит, а смотрит в окно. Я тоже выглянул в окно. Недалеко от полотна железной дороги сидели на земле тетерева. Они, видимо, привыкли к шуму поездов, так как не проявляли беспокойства.

Только после того, как косачи скрылись из виду, я посмотрел на разбудившего меня своим возгласом мужчину. Это был человек средних лет. Лицо его казалось несимпатичным, слегка прищуренные глаза были хитрыми и недобрыми.

- Вы охотник? - несмело спросил я.

Он продолжал смотреть в окно, как будто не слышал моего вопроса, и только через некоторое время неохотно процедил:

- Да, пострелял я на своём веку немало.

- Об этом можно было догадаться по вашему замечанию, - старался я завязать разговор.

Вместо ответа он усмехнулся и вдруг неожиданно спросил:

- Ты что, с охоты?

Я ждал этого вопроса, поэтому с удовлетворением ответил:

- Да. Открыл сезон!

- Сколько взял?

- Взял-то немного. Одного. Но поохотился хорошо!

- Одного косача?.. А говоришь «хорошо поохотился»! Эх вы, городские! - ехидно усмехнулся мой собеседник.

- Не косача, а глухаря! - не без гордости поправил я.

- Всё равно! Мелкий ты охотник. Да вы все такие, городские-то... Убьёт какой-нибудь пяток уток, а звону - на всю область. В «Уральском рабочем» на другой день непременно появится статья и снимок: ружьё на шее, сапоги по пояс, в руках по утке. А внизу подпись: «После удачной охоты»!

- Что же вы находите здесь плохого?

- Мелочь вы, а не охотники! Дорогу оправдать не можете! - громко засмеялся мой сосед, показывая жёлтые от табака зубы.

Теперь я понял, куда он клонит.

- Разве в этом только и заключается вся прелесть охоты, чтобы набить как можно больше дичи? А незаменимый отдых...

- Слышал я про это, слышал, - оборвал меня новый знакомый. - Это всё, знаешь ли, цветочки. А мне ягодки нужны. Понимаешь? Ягодки...

- Значит, весь интерес к охоте вы измеряете только килограммами убитой дичи?

- Во всяком случае я хожу на охоту не ради духовной пищи, мне нужна мясная, - и он снова засмеялся, показывая жёлтые зубы. - Вот прошлое воскресенье я взял тринадцать косачей за одно утро!..

- Прошлое воскресенье? Да ведь сезон открыт только сегодня!

- Проговорился... - с усмешкой понизил он голос. - Ну да ладно. Чего там скрывать. Я уж давненько постукиваю.

- Но ведь это же браконьерство!

- Тише, тише! Чего кипятишься?.. Я на это смотрю проще. Какая для природы разница - неделей раньше, неделей позже? А для меня это важно: птица непуганая, тока не разбиты, да и дичи больше...

- Но ведь законы охоты устанавливаются государством, и нарушение их осуждается общественностью...

- Да какая там общественность! В нашей деревне всего двадцать дворов. Про законы эти никто и не знает, а если и знает, так и без них «хлопот полон рот»...

- Ну, а совесть-то у вас есть? Неужели вы получите удовольствие в убийстве, скажем, курицы?

- Сказанул тоже! Курица-то соседа, убьёшь - ругаться будет, а лесная птица ничья!

- Как ничья? Ведь это государственное достояние...

- Ну, это на политинформацию похоже... Ага! Вот и Дружинино. Надо, пожалуй, за кипяточком сходить. Пойдёшь?

Я отказался. Чувство презрения к браконьеру было так сильно, что я скорее отказался бы навсегда от чая, чем согласился пройти с ним хоть два шага рядом.

Я неоднократно слышал, как многие мои товарищи по охоте с возмущением говорили о браконьерах, незаконно истребляющих дичь. Теперь я сам столкнулся с таким.

Вскоре мой сосед возвратился с полным чайником кипятка. Медленно, не спеша достал из сумки хлеб, сахар и две варёные тушки какой-то дичи. Тушки были маленькие, величиной с голубя.

- Люблю рябчишком побаловаться. Уж больно он глуп весной-то: свистнешь - летит. Чуть на шапку не садится, - разглагольствовал охотник и после каждой фразы с жадностью жевал мясо, противно чавкая губами.

- Так вы кроме того, что не соблюдаете сроков охоты, бьёте всё, что ни попадется под руку? - едва сдерживая себя, спросил я.

- А ты нет? Не верю. Разве можно настоящему охотнику удержаться, когда дичь летит прямо в руки? Бью. Знаю, что нельзя, но бью.

- Мясник вы, а не охотник! - почти крикнул я.

- Ну, это ты брось! В районе я слыву первым охотником. Никто больше меня не бьёт птицы и зверя, - не без гордости сказал мой попутчик.

Я почувствовал, что задел его за живое, и постарался воспользоваться этим:

- Настоящий охотник никогда не позволит себе взять птицу или зверя, если это противоречит законам охоты.

- А много ли таких «настоящих»-то? - вопрос прозвучал язвительно и насмешливо.

- Гораздо больше, чем вы думаете.

- Назови хоть одного. Ты, что ли?

- Нет, о себе я говорить не буду! Но могу назвать немало охотников, которые по праву могут называться настоящими.

- Расскажи, очень любопытно, - с ехидной усмешкой попросил он. - Чавканье губами сменилось швырканьем кипятка из жестяной кружки.

- Хорошо, согласился я и на некоторое время задумался, чтобы подыскать наиболее яркий пример.

- Дайте я расскажу, - раздался женский голос. Мы оба посмотрели на говорившую. Это была та самая женщина с ребёнком на руках, которая, как я заметил раньше, сидя дремала.

Её вмешательство было для нас обоих полной неожиданностью. Я с любопытством и, откровенно говоря, с недоверием встретил эту поддержку. Мой же «противник» посмотрел на женщину с явным презрением, потом отвернулся к окну и принялся спичкой ковырять застрявшее в зубах мясо.

- То, что я хочу вам передать, произошло во время войны, - робко начала женщина. - Чего там греха таить, трудные годы были. Всего не хватало. Особенно плохо было с продуктами. И вот в это самое время один из наших охотников Андрей Кирилыч Степанов первый раз в жизни пошёл на охоту не ради удовольствия, а как вы вот всегда ходите, - женщина посмотрела на моего соседа, - ради мяса... А надо сказать, Андрей Кирилыч хорошо знал лес, повадки зверя и из ружья неплохо стрелял. И всегда он приходил домой с добычей. Когда его спрашивали: «Что мало, Кирилыч?», он отвечал: «Разве это мало? Три косача-то?». И все знали: захоти Кирилыч - он настрелял бы в десять раз больше.

В этот раз Степанов поехал на станцию Исеть (раньше там неплохо было с охотой), на тетеревиные места. Но никаких тетеревов на току не оказалось, и пришлось Степанову пойти на глухариный ток, к Чёрной речке.

Около пятнадцати километров отшагал он за ночь, к рассвету на току был. Как только услышал, что глухарь поёт, стал подходить к нему и уж поднял ружьё, чтобы выстрелить, да вдруг подумал: «Глухарь-то, кажется, один играет, а прошлой весной здесь три было...». Решил Кирилыч послушать, может, где-нибудь ещё глухарь играет. Но как ни прислушивался - в лесу было тихо. На току действительно играл последний глухарь...

В этот день Кирилыч первый раз в жизни вернулся домой с пустым рюкзаком...

...Я с благодарностью посмотрел на окончившую свой рассказ женщину. Наступило общее молчание.

В это время проснулась девочка и попросила пить. Женщина встала и вышла.

- Ну как? - взглянув на своего соседа, спросил я. - Правильно поступил Степанов?

- Не знаю. Но я бы убил птицу. Чего там... Ведь война была. Не это пропадало.

- Но он поступил действительно как настоящий охотник!

- Вот беда: всю воду выпили! Нечем девочку напоить, - пожаловалась вернувшаяся с ребёнком наша новая знакомая.

Вместо ответа мой собеседник молча пододвинул чайник с остывшим кипятком.

- Скажите, - обратился я к рассказчице, - а как оценили поступок Степанова другие охотники?

- Что там говорить. Все, конечно, хвалили Степанова. Мой Серёжа так и сказал: «Молодец, Кирилыч! Не променял охотничью честь на несколько килограммов мяса!».

Снова наступило неловкое молчание.

- Читали вы «Охотничьи рассказы» Арамилева? - снова начал я, беря в руки забытую в разговоре книгу.

- Ничего я не читал, - как бы отмахиваясь от моих вопросов, сердито буркнул охотник.

- Но, надеюсь, слышали, что Владимир Ильич Ленин тоже любил побродить с ружьём?

- Неужто правда? Как же он охотился, хорошо? Наверно, мазал, а?

Глаза моего соседа блестели. Отставив в сторону недопитую кружку чая, он весь подался вперёд, ожидая, что я ему отвечу.

- Стрелял Владимир Ильич неплохо. Только, когда давно не бывал на охоте, горячился и поэтому делал промахи.

- Ну, это каждый из нас промажет, когда погорячится, - как бы оправдывая промахи Ленина, скороговоркой зачастил охотник.

- А знаете, как Ленин осуждал браконьерство? Я заметил, что мой попутчик сразу же как-то согнулся, обмяк. Видимо, ему очень было неприятно сознавать, что к числу браконьеров, против которых боролся Ленин, принадлежит и он.

- Первые законы охоты, - продолжал наступать я, - были подписаны Лениным. Это знает каждый порядочный охотник. Об этом в рассказе «На отдыхе» пишет Арамилев, а в следующем, «На острове Лебяжьем», написано про вас. Да, да, при вас...

На мои колкие слова он ничего не ответил.

Постукивая на стрелках колёсами, поезд подходил к станции. Охотник долго и рассеянно перебирал свои вещи, переставляя их с места на место без всякой надобности.

Поезд подошёл к станции и остановился. Мой сосед всё еще возился с вещами. Я понял: он не знал, как расстаться с нами - молча выйти из вагона или распрощаться, как полагается хорошо знакомым.

Я продолжал лежать, не делая никаких попыток к сближению...