Давно приглашал меня мой хороший приятель, соучастник многих моих охотничьих похождений, Владимир Григорьевич Боровиков, поохотиться на глухаря в Манчажском районе. «Поедем, - говорил он, - хоть и далеко, но жалеть не будешь».

Долго меня уговаривать в таких случаях не приходилось. Дождавшись отпуска, я был готов ехать куда угодно, лишь бы в лес.

На вокзале, где мы должны были встретиться, вместо Владимира меня ждал его старший сынишка Валерик.

- Ты что здесь? - спросил я, предчувствуя что-то неладное.

Вместо ответа Валерик протянул мне записку. На косо вырванном листе бумаги торопливым размашистым почерком было написано: «Извини, но все наши планы полетели к чёрту! Меня отозвали из отпуска. Поезжай один. Владимир».

«Поезжай один»... Легко сказать! Ведь в той местности я никогда не бывал. Но и возвращаться назад не в моих правилах. Что же делать?

«Поеду! - внезапно решил я, - почётнее будут трофеи, если им только суждено быть!» - и, распрощавшись с Валериком, направился к поезду.

И вот я в селе Манчаж. До охоты осталось всего три дня. За это время надо как можно подробнее узнать о глухарях. Первым долгом справляюсь, есть ли в селе охотники. Навещаю одного из них. Это - здешний лесник, уже немолодой, с сильно загорелым и добродушным лицом.

Начинается обычный охотничий разговор. Опрашиваю, есть ли дичь, много ли, где водится. Оказывается, дичи в районе много. Есть глухарь, косачи. Останавливаются во время весенних перелётов на разливах утки...

Меня интересует глухарь, и я подробнее расспрашиваю о местах его обитания.

- Да что тебе искать-то! - отмахнулся от расспросов новый знакомый. - Иди вон к Емеле, он собирается в открытие на глухаря. Пойди с ним. Он парень простой, возьмёт.

- Да нет, папаша. Охота самому найти. Ведь в этом весь интерес, - осторожно возражаю я.

Видимо, мой ответ ему понравился. Вынимая изо рта только что раскуренную трубку, он с усмешкой воскликнул:

- Ах, вот ты какой! А я думал, ты, как и все ваши городские, - расскажи да покажи, наведи ему ещё ружьё, а он курок спустит.

Мы вместе рассмеялись.

- Вот в прошлом годе приезжал к вам тоже из ваших свердловских, начальник один, - продолжал лесник. - Так он всех охотников на ноги поднял: где, мол, у вас дичь-то? Показывайте... Все глухаря, как и ты вот, норовил убить. Ну и пришлось мне ему места показывать. Помню: хлопот дома было по горло. Старуха житья не давала... Часов этак около двух ночи приехали мы на ток. «Вот здесь, - говорю. - Через час, полтора глухари играть, начнут». Ну, посидели немного, покурили. Я поднялся, показал ему рукой направление, сажень двести. «Дойдёшь, - говорю, - слушай. Ну, а как услышишь - прыгай. А я здесь останусь». Чего тебе мешать-то». Немного погодя, чуть в сторонке, куда пошёл мой напарник, заиграл глухарь, скоро - другой. Прошло этак с полчаса. Глухари распелись во всю. Светать начало, а выстрела всё нет и нет. Что за оказия? «Надо, - думаю, - узнать, что случилось». Пошёл я к тому месту. Смотрю, будто на пеньке шапка лежит. Подхожу ближе. И что ты думаешь? Спит мой охотник, только храп раздаётся. Ох, и зло меня взяло! «Ну, постой!» - думаю. Снял я с плеча «тулку» и под самым его носом как ухну из обоих стволов!

Я от души смеялся, представляя картину пробуждения моего земляка, и те, безусловно, заслуженные упрёки, которыми награждал его лесник.

- Так, значит, сам будешь искать ток? - испытующе посмотрел на меня мой собеседник. - Это хорошо!.. Ну, слушай. Есть у нас Мокрая гора, от Манчажа километров пять-шесть на север будет. Там и водится глухарь. Если ты охотник, больше тебе ничего рассказывать не буду...

Последней фразой он дал понять, что наш разговор окончен. Мне не хотелось быть надоедливым и, поблагодарив лесника, я ушёл.

На другой день рано утром я был уже на Мокрой горе.

Нагретая весенним солнцем земля почти совсем освободилась от снега. На южных склонах кое-где пробивалась зелёная трава. Изредка попадались подснежники. На открытых местах цвела верба. С весёлым журчанием, как бы перегоняя друг друга, бежали ручьи. Скрывавшиеся в кустах птицы наполняли лес громким щебетанием.

На душе у меня было легко а радостно. Я внимательно осмотрел местность, пытаясь найти хоть какие-нибудь признаки глухариного тока. Но, пробродив почти весь день, ничего не обнаружил и вернулся в село ни с чем.

На другой день, изменив направление поисков, я заметил на дороге глухариный помёт. В другом месте его оказалось значительно больше. Походив немного, я услышал отдалённое квохтанье копалухи. Уже поздно вечером мне удалось увидеть двух глухарей, летящих один за другим. Я решил сесть и послушать. Пролетев метров триста, глухари с шумом опустились на землю. Вскоре такой же шум повторился ещё в нескольких местах. Недалеко прокудахтала копалуха. Сомнений не было: где-то здесь должен быть ток!

Я хотел уже встать и отправиться в село, как неожиданно метрах в двадцати от меня, в траве между деревьями, мелькнуло что-то чёрное.

Из-за травы показалась копалуха. Не видя меня, она что-то поклёвывала. Вслед за копалухой на поляну вышел крупный глухарь. Я невольно потянулся за ружьём, но, вспомнив, что сегодня лишь пятница и до открытия охоты ещё два дня, оставил своё намерение.

Глухарь, опустив крылья, то и дело забегал вперёд, изо всех сил стараясь обратить на себя внимание копалухи.

Я с интересом следил за этой сценой. Не знаю, сколько времени продолжалось бы моё наблюдение, если бы я не обратил на себя внимание птиц неосторожным движением. Увидев меня, они стали медленно удаляться и скоро окрылись в сгустившихся сумерках. Некоторое время я продолжал сидеть взволнованный (не часто приходится видеть такую картину городскому охотнику!), а когда стемнело, осторожно, стараясь не шуметь, вышел на дорогу.

В субботу, захватив ружьё и забросив рюкзак за спину, я снова отправился на Мокрую гору.

Не доходя до тока, я выбрал место для ночлега, набрал дров для костра и хвойных веток для подстилки. Как только начало смеркаться, я был уже у тока. Ждать долго не пришлось. Скоро прилетел один глухарь, за ним другой, третий...

Я не ошибся: ток находится именно здесь.

Чтобы не пугать напрасно птиц, осторожно возвращаюсь к месту ночлега. Кругом стоит торжественная тишина. Потрескивают лишь горящие в костре ветки, да слышится однообразное журчание пробегающего где-то поблизости ручья.

Когда на горизонте появляется едва заметная полоска света, я начинаю осторожно пробираться к току.

Через каждые сто - сто пятьдесят шагов останавливаюсь и слушаю. Вот где-то, хоркая, потянул вальдшнеп. Неизвестные птички в нескольких местах подали свои тоненькие голоса. Потом снова тишина. От долгого напряжения кажется, что недалеко токует глухарь. Но это только кажется.

Чтобы несколько отвлечься и успокоиться, заставляю себя думать о чём-нибудь другом. Но это не так легко.

Совершенно ясно слышу «тэке, тэке». Опять показалось? Снова превращаюсь в слух. Проходит несколько минут, которые кажутся вечностью. Щёлканье повторилось. Сомнений нет. Это первый глухарь начал петь свою брачную песню. Щелчков становится всё больше и больше, частота звуков нарастает. Наконец глухарь начинает последнюю часть своей песни - скирканье. Трудно передать словами характер этих звуков. Некоторые охотники сравнивают его со стрекотаньем сороки, мне же всегда эти звуки напоминают точение ножа о шесток.

Проходит немного времени, и глухариные песни следуют одна за другой. Ток в разгаре. До ближайшего глухаря метров триста - триста пятьдесят. Осторожно подхожу ближе, чтобы лучше различать все колена песни. Уловив ритм, делаю первые два прыжка. Каждый раз, делая прыжки, я особенно внимательно слежу за началом и окончанием последней части песни, при которой глухарь абсолютно ничего не слышит. Сделай после песни неосторожный лишний шаг - и всё пропало! Глухарь услышит и перестанет играть.

Наконец, насколько это можно определить по звукам песни, я приближаюсь к птице на расстояние выстрела. Но глухаря не видно. Он где-то здесь, совсем близко, но деревья сливаются с ещё совершенно тёмным небосводом, и различить что-либо невозможно. Я понимаю, что допустил ошибку: нужно было подходить с таким расчётом, чтобы сосна и сидящая на ней птица были отчётливо видны на фоне начинающейся утренней зари. После нескольких прыжков под песню мне удаётся различить очертания поющего глухаря...

Вот он, уральский красавец, мечта и гордость любого охотника. Сколько терпения и настойчивости нужно, чтобы услышать песню этого таинственного полуночника!

Я любовался лесным красавцем, не замечая времени и забыв, зачем сюда пришёл, а глухарь, вытянув шею и распустив веером хвост, азартно распевал свои серенады. Но вот он взмахнул крыльями, подпрыгнул и опустился на землю шагах в пяти от меня. Я смотрел на глухаря, затаив дыхание, боясь шевельнуться. Ружьё так и осталось торчать вверх...